Рефераты. Аристотель






в душе не находится, а [только] форма его. Таким образов душа представляет

собою словно руку. Ведь рука есть орудие орудий, а ум–форма форм10,

ощущение же – форма чувственно воспринимаемых качеств» (О душе, III, 8, 431

b). Из приведенного положения следует, что творческий ум, предметом и

содержанием которого являются формы и только формы, не только свободен и

независим от реальных предметов, но логически первичен по отношению к ним.

Он «творит» вещи, мысля их. Точно так же и божественный ум «творит» мир,

мысля его. Но божество Аристотеля не предшествует миру во времени, будучи

совечным с ним; оно отделимо от мира лишь в том смысле, в каком форма

(граница) вещи отделима от самой вещи. Вечность мира как раз и

подразумевает неотделимость бога от мира, ибо в таком случае мир перестал

бы существовать, что, по Аристотелю, невозможно.

В «физическом» смысле это означает, что бог есть «первый не -

подвижный двигатель». Мы обязаны признать его существование, поскольку

иначе получился бы бесконечный регресс причинения: причина одного явления

есть следствие другого, предшествующего ему, и т.д. до бесконечности. Такая

бесконечность иррациональна и недопустима, отсюда выводится первый

двигатель. Он есть причина бытия одних вещей н небытия других, а заодно –

непрерывного изменения всех вещей. В нем как бы две части: движущая

(неподвижная) и движимая (подвижная, совершающая круговое движение). Можно

таким образом сказать, что в первой философии и физике божество играет

несколько различную роль. В первой он – форма форм, первая (формальная)

причина всего сущего, во второй–первый двигатель. И здесь очевидно, что имя

божества придается первому двигателю в качестве предиката: не бог есть

вечный двигатель, а вечный двигатель заслуживает названия бога11. Вечный

двигатель–не народное божество; он безличен и безразличен к человеку. Как

скажет через 2300 лет Мартин Хайдеггер, такому богу нельзя молиться и

приносить жертвы, перед ним нельзя ни упасть на колени, ни скакать и

плясать, как Давид перед ковчегом... В устах Хайдеггера это упрек в адрес

философов, для нас – признание преимуществ философского мышления, даже

здесь раскрывающего источники религии и веры в бога, а тем самым

способствующего крушению религиозного мировоззрения.

В то же время отметим, что в физике Аристотеля мы встречаем массу

метких и основательных описаний, но объяснение исследуемых явлений явно не

на высоте. Правильно требуя избегать бесконечного регресса причин по

принципу «необходимо остановиться». Аристотель останавливается на

врожденности идеального начала, энтелехии. Что же касается материи, то он

не идет дальше признания «потенции», возможности для той или иной материи

принять данную форму. Но и в этом случае объяснение становится тавтологией:

вещь такова потому, что она есть осуществление некоторой возможности, или

способности, потенциально тождественной возникающей вещи. И здесь источник

преклонения перед Аристотелем свойственного философии средних веков.

Схоластика не случайно избрала его в качестве главного философского (не

теологического!) авторитета. Поэтому и освобождение от идейного наследия

средневековья шло в направлении устранения не только старых физических

воззрений, но прежде всего – способа объяснения. Объяснение через

«способность» или «возможность» заменяется в новое время объяснением

посредством закона, а «способности» остаются достоянием комедийных

персонажей: «опиум усыпляет, ибо он обладает усыпляющей способностью ...».

Так, Аристотель рассматривал движение как результат воздействия движущего и

отрицал возможность движения, не поддерживаемого некоторой (внешней или

внутренней) силой. Ученый нового времени формулирует законы движения и

сразу же обнаруживается, что под воздействием силы осуществляется

ускоренное движение. Без этого воздействия тело покоится или движется

прямолинейно и равномерно. Отсюда и то понятие инерции, от которого пошло

все преобразование физики.

Как первая (метафизика), так и вторая (физика) философия Аристотеля

имеет своим мировоззренческим основанием убеждение в господстве формы над

содержанием (материей), души над телом, ума над чувствами. Перенесение этих

приоритетов в сферу общества составило содержание этики и политики

Аристотеля.

5. ОБЩЕСТВО. ЭТИКА И ПОЛИТИКА

Целью человеческой деятельности для всей древнегреческой философии

было достижение блаженства. Поскольку нравственная деятельность есть

деятельность, она должна основываться, считает Стагирит, на разуме.

Разумная деятельность как самая совершенная и возвышенная привлекает его

внимание в первую очередь. Смысл жизни не в удовольствиях, не в счастьи, а

в осуществлении требований разума. Однако Аристотель прекрасно знает, что

разумная деятельность имеет двоякий характер – теоретический и

практический. Конечно, и здесь высшее место занимает «созерцательная

жизнь», ведь «умозрение (theoria) есть то, что приятнее всего и всего

лучше» (Арист. Мет., XII, 7, 1072b). Но и она нуждается в определенных

условиях – для того, чтобы отдаться созерцанию, необходимо прежде всего

жить. Этим соображением обусловлена большая жизненность этики Аристотеля по

сравнению с платонизмом, а также тесная, связь ее с общественной жизнью.

Блаженство, считает Аристотель, недостижимо иначе как в условиях зрелой

и завершенной жизни: ребенок, человек только в возможности, неспособен к

совершенной деятельности, бедность и болезнь, слабость и несчастье отнимают

у человека средства к блаженной жизни, которые даются, напротив, богатством

и здоровьем, силой и счастьем. И все-таки, рассматривая условия жизни как

«материю», а благо как «форму» (цель) блаженной жизни, Аристотель видит

решающий элемент блаженства во внутреннем достоинстве и добродетели (arete)

личности. Блаженство есть результат деятельности, сообразной с

добродетелью, и сама эта деятельность. Поэтому ставший уже классическим

вопрос о соотношении удовольствия и разума Аристотель решает путем

компромисса: удовольствие, вытекающее из разумной, т.е. сообразной благу,

деятельности, само есть благо.

Сказанное означает, что по Аристотелю благо лежит не по ту сторону

чувственного мира, как считал Платон, а вместе с ним мегарики. Высшее благо

должно быть достижимым, действительным, а не потусторонним идеалом. Выгодно

отличаясь от платонизма своим реализмом, учение Аристотеля о добродетели

опирается на представление, что она–приобретенное качество души. И здесь

Стагирит противостоит Платону, убежденному в том, что добродетели нельзя

научиться. Аристотель видит в добродетели «преднамеренно приобретенное

качество души, состоящее в субъективной середине и определенное разумом,

притом определенное так, как бы ее определил благоразумный человек. Это

середина между двумя [видами] зла – избытком и недостатком» (Ником. эт.,

II, 6, 1107а). Она потому середина, что порок преступает границу должного в

своих действиях и чувствах, по отношению как к избытку, так и к недостатку.

Добродетель же находит и избирает середину: «ничего слишком...». Стагирит

подробно исследует с этой точки зрения добродетели, противопоставляя их

порокам. Так, великодушию он противопоставляет тщеславие («избыток»), с

одной стороны, малодушие («недостаток») – с другой. Великодушие,

следовательно, есть «середина». Мужество – среднее между безрассудной

отвагой и трусостью, щедрость – между расточительством и скупостью, и т. д.

Поскольку душа делится на неразумную (питающую и ощущающую) и

разумную, постольку добродетели, будучи приобретенными свойствами души,

также делятся на два вида: этические и дианоэтические. «Дианоэтическая

добродетель возникает и развивается по преимуществу через обучение, почему

и нуждается в опыте и во времени; этическая же слагается через привычки: от

них-то она и получила свое название, так как [последнее] образовано

незначительным изменением слова ethos (привычка, нрав)» (там же.II, 1,

1103а). Таким образом, этические добродетели – добродетели привычки и

обычая, дианоэтические – разумны и основаны на рассуждении. Этические

добродетели деятельны, ибо мы становимся справедливыми, совершая

справедливые поступки, скромными – поступая скромно, мужественными –

действуя мужественно. Дианоэтические же созерцательны. Однако и они имеют в

виду не само знание как таковое, но поведение, деятельность, практику.

Отсюда определение этики как «практической философии» и отнесение ее к

соответствующему разряду наук.

Поскольку нравственное действие опирается на разум, оно подразумевает

свободный выбор между добром и злом. «В нашей власти добродетель, точно так

же, как и порок, ибо мы властны действовать во всех тех случаях, когда мы

властны воздержаться от действия» (там же, III, 7, 1113b). Введя понятие

свободного выбора ( ргоаiresis) Аристотель открывает первую страницу

длительного спора о свободной воле.

Аристотель исследует добродетели в контексте общественной жизни

античного общества. Особое место занимает у него справедливость.

Справедливое – середина между двумя родами несправедливости: нарушением

закона и неодинаковым отношением к равным. Поэтому «понятие справедливости

означает одновременно как законное, так и равномерное, а несправедливое –

противозаконное и неравное [отношение к людям] » (там же, V, 2, 1129а).

Поскольку же закон предписывает добродетельное поведение, например мужество

в бою, постольку справедливость есть высшая добродетель, в которой

заключаются все иные.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11



2012 © Все права защищены
При использовании материалов активная ссылка на источник обязательна.